Как выписать человека из квартиры
Что такое выписка
Согласно Жилищному кодексу РФ, выписка представляет собой процесс, противоположный регистрации. То есть выписка – это снятие гражданина с регистрационного учета по конкретному адресу. Чаще всего, это происходит при продаже жилья, разводе супругов, переезде в другое место.
Процедура выписки имеет следующие нюансы:
- Если жилье было куплено одним из супругов до вступления в брак, то второго можно выписать после развода без нарушения принципов жилищного законодательства. В таком случае один из супругов после развода лишается права на проживание по данному адресу.
- Для того, чтобы выписать несовершеннолетнего ребенка, не нарушая его прав на жилплощадь, потребуется разрешение компетентных органов. Вопросом правомерности снятия с регистрации ребенка при перемене места жительства занимается опека.
- Человека, который отбывает тюремный срок, можно выписать до его освобождения.
- Собственник жилья может выписать жильцов, если квартира досталась ему в дар.
При оформлении выписки необходимо опираться только на официальные нормативно-правовые акты. Так, вопросы, связанные со сменой места жительства для всех категорий граждан, включая несовершеннолетних лиц, регулирует Гражданский Кодекс.
Жилищный Кодекс РФ является основным нормативно-правовым актом, регулирующим порядок регистрации и выписки из муниципального/частного жилья. Общие положения о прописке, проживанию и выписке сформулированы в статьях 69, 71, 83, 30 и 31 ЖК РФ.
Кроме того, вопросы выписки регулируются и другими документами:
- ФЗ РФ «О праве граждан РФ на свободу передвижения в пределах государства» дает возможность менять место жительства и контролирует соблюдение жилищных прав россиян.
- Семейный Кодекс РФ выступает за защиту семейного права и детства. Так, ребенка невозможно выписать, не зарегистрировав его предварительно в другом месте жительства.
- Постановление Правительства «О правилах регистрации граждан по месту жительства» от 17.07.1995 г регулирует порядок регистрации/выписки граждан.
- КоАП, ст. 19.15 устанавливает административную ответственность за нарушение правил прописки.
Основания для добровольного и принудительного снятия с регистрационного учета по месту жительства четко сформулированы в ГК РФ, ЖК РФ, СК РФ. Часто основания для выписки связаны с жизненными обстоятельствами:
- расторжение брака
- долги из-за неуплаты за коммунальные услуги
- непристойное поведение жильцов, нарушение общественного порядка в доме
- длительное проживание по другому адресу
- продажа жилья другому лицу
- нецелевое использование жилплощади
- армейская служба
- тюремное заключение
- смерть жильца.
Обратите внимание, только владелец квартиры имеет право выселить жильца, причем доказательство причин, которыми вызвана необходимость выписки, также ложится на собственника жилища.
В некоторых случаях из квартиры могут выселить и самого хозяина. Такая практика распространена в многоэтажных строениях или домах на несколько владельцев. Это касается субъектов, ведущих асоциальный, маргинальных образ жизни, угрожающий спокойствию соседей и других жильцов.
Выписка несовершеннолетнего имеет ряд особенностей, поэтому ситуация, когда ребенка выселяют из квартиры без согласия родителей/законных представителей является грубейшим нарушением закона. Кроме того, снятие ребенка с регистрации по месту жительства требует участия органов опеки и попечительства.
Порядок проведения процедуры и перечень документов
Обычно, если человек сам принимает решение выселиться, ему следует явиться в паспортный стол по месту прописки, написать заявление и подать необходимые документы. Некоторые сложности возможны при снятии с учета в муниципальном жилье. Однако, условия этой процедуры одинаковы для всех и приведены в п. 32 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 02.
Процедура снятия с учета проводится в течение трех рабочих дней. Жилец может не присутствовать лично, достаточно нотариальной доверенности, составленной на представителя. По завершении процедуры выписки по месту жительства гражданин получает паспорт с соответствующим штампом и листком убытия. На новом месте нужно будет прописаться в течение 30 дней.
Обратите внимание, при смене места жительства необязательно выписываться из прежнего, достаточно прописаться на новом. Тогда старая регистрация аннулируется автоматически.
Для оформления добровольной выписки (при условии, что вы не числитесь как военнообязанный) вам потребуется:
- Явиться в паспортный стол.
- Заполнить заявление по форме № 6.
- Предоставить паспорт.
- Если прописка оформлена в частном доме, понадобится домовая книга.
- Предоставить документ о праве владения домом/квартирой, эти данные будут указаны в выписке из ЕГРН на недвижимость.
- Оплатить государственную пошлину.
Выселение из муниципального жилья, предоставленного государством, также имеет свои особенности. Выписать жильца из такой квартиры можно только по решению суда или с согласия жильца. Основаниями для выселения служит отсутствие квартплаты и оплаты коммунальных услуг за период более полугода, нарушение порядка, отсутствие жильцов и т. п.
Принудительная выписка осуществляется только по решению суда после подачи соответствующего иска. Собственник, выигравший дело, имеет право снять жильца с учета без его согласия. Однако, рекомендуем сначала попытаться решить проблему без привлечения суда, возможно, нарушитель съедет из жилья добровольно.
Выселить человека из приватизированного жилья без его согласия достаточно сложно. Такая выписка должна иметь веские основания, иначе оформить ее будет невозможно.
Команда Kadastr RU
Предыдущий пост
Продажа квартиры по переуступке – особенности сделки
Следующий пост
Как провести межевание земельного участка?
Как выписать человека из квартиры без его присутствия и согласия
Многим операциям с недвижимостью может препятствовать наличие в ней сторонних прописанных лиц, ввиду чего возникает вопрос – как выписать их? При этом можно ли сделать это без их согласия, и если да, то как? Ответы на эти и некоторые другие тематические вопросы вы можете найти ниже.
В каких случаях можно выписать человека из квартиры?
Зачастую такая выписка требуется основным собственникам жилья, когда их права нарушаются другими жильцами, либо же складываются другие обстоятельства, требующие действий с недвижимостью. Судом подразумеваются следующие случаи, когда владелец недвижимости может снять с прописки в ней другое лицо:
- При разводе — обязательным условием является то, чтобы жилье было куплено одним из супругов до заключения брака
- Зарегистрированное лицо фактически не проживает в доме или квартире
- Лицо имеет в собственности другую недвижимость и проживает по ее адресу
- Лицо ведет деструктивный образ жизни (буянит, ввязывается в конфликты с соседями или портит общее имущество)
- Жилье используется не по своему назначению (для коммерческой деятельности, производства и прочее)
В случае, когда человек проживает в доме или квартире на условиях аренды, предусмотрены другие основания для выселения:
- Арендатор не платит за аренду жилья и коммунальные услуги
- Человек лишенный родительских прав
- Использование снимаемого помещения не по назначению или нанесения вреда имуществу
- Арендатор регулярно нарушает права соседей
Как выписать человека без его согласия
Во внесудебном порядке собственник недвижимости может выписать из нее прочих лиц только тогда, когда у них отсутствует право собственности.
При этом принудительная выписка допускается только при условии, что по независящим от него причинам человек не может прийти в суд – он служит в армии, отбывает наказание в местах лишения свободы, либо умер. В таком случае потребуется подать соответствующее заявление в МФЦ, а также предоставить необходимую документацию.Важно: пребывание за границей, болезнь, банальный отказ от посещения МФЦ и т.п. случаи не считаются достаточными основаниями для того, чтобы выписать человека во внесудебном порядке.
Какие документы потребуются?
Необходимый для внесудебной выписки документ определяется в зависимости от ситуации:
- Если человек призван в армию – необходимо предоставить справку из военкомата
- В случае лишения свободы предоставляется документ, подтверждающий приговор суда
- При условии смерти требуется предоставить соответствующее свидетельство
Как выписать человека через суд
Снятие с регистрации против воли человека, за исключением описанных выше случаев, может быть выполнено владельцем только через суд. Последнему потребуется подать специальный иск в суд района, к которому относится недвижимость. Также рекомендуется заранее направить соответствующее оповещение лицу, которое вы планируете выселять. Это необязательно в соответствии с законодательством, но может значительно ускорить процедуру судебных разбирательств.
К иску потребуется прикрепить определенный набор документации (будет рассмотрен ниже). В тяжбах с выпиской всегда принимает участие прокурор. Процессуальную документацию до заседания потребуется отправить ему и ответчику.
У рассматриваемых исков нет срока давности, то есть, их можно подавать в любой момент после того, как вы узнали о наличии соответствующих оснований. Затем назначается судебное заседание. После получения положительного решения суда необходимо обратиться в МФЦ или МВД, в результате чего человек будет снят с регистрационного учета.
Чаще всего подобные дела рассматриваются в течение срока от двух месяцев до полугода с даты отправки иска. Данный срок напрямую зависит от того, насколько активен ответчик. Если же он переехал и не может быть быстро найден, суд может откладывать рассмотрение, пока не сможет получить хоть какие-нибудь сведения о нем.
Какие документы потребуются?
- Документы подтверждает право собственности на недвижимость
- Документы, доказывающие утерю ответчиком права использования недвижимости
- Документы, подтверждающие, что лицо не вносит платежи за коммунальные услуги и фактически не проживает в доме или квартире
- Документы, которые подтверждают отправку ксерокопий иска и прикрепленных к нему актов ответчику и прочим лицам, принимающим участие в деле (чаще всего – прокурору)
- Чек оплаты государственной пошлины
Иногда снятие человека с регистрационного учета без его согласия может быть довольно простой задачей, однако зачастую для этого требуется подавать иск в суд и ждать некоторое время. Минимизировать издержки можно следуя описанным выше рекомендациям.
Прочтите отрывок из книги Люси Фоли «Парижская квартира»
Добро пожаловать в #ReadWithMC — Виртуальный книжный клуб Marie Claire . Приятно, что ты есть! В марте мы читаем книгу Люси Фоули Парижская квартира , загадку, в центре которой главная героиня Джесс, которая понимает, что ее сводный брат Бен пропал, когда она приезжает в Париж, чтобы навестить его. Прочтите отрывок из романа ниже, а затем узнайте, как принять участие в нашем виртуальном книжном клубе здесь (откроется в новой вкладке) . (Тебе действительно не нужно вставать с дивана!)
Ради всего святого, Бен. Ответь на звонок. Я отмораживаю свои сиськи здесь. Мой Eurostar опоздал на два часа из Лондона; Я должен был прийти в 10:30, но уже полночь. И сегодня холодно, здесь, в Париже, даже холоднее, чем было в Лондоне. Еще только конец октября, а у меня в воздухе дымится дыхание и немеют пальцы ног в сапогах. Безумно думать, что всего несколько недель назад была волна тепла. Мне нужно подходящее пальто. Но всегда было много вещей, которые мне нужны, но я никогда не получу их.
Я звонил Бену, наверное, уже раз 10: когда подъехала моя «Евростар», в получасе ходьбы от Гар-дю-Нор. Нет ответа. И он не ответил ни на одно из моих сообщений. Спасибо ни за что, большой братан.
Он сказал, что будет здесь, чтобы впустить меня. «Просто позвони в звонок. Я буду ждать тебя…
Ну, я здесь. Это тускло освещенный, вымощенный булыжником тупик в очень шикарном районе. Многоквартирный дом передо мной замыкает этот конец, останавливаясь сам по себе.
Я оглядываюсь на пустую улицу. Рядом с припаркованной машиной, примерно в 20 футах от меня, кажется, я вижу, как меняются тени. Я отхожу в сторону, пытаясь рассмотреть получше. Там… Я прищуриваюсь, пытаясь разглядеть форму. Могу поклясться, что там кто-то есть, притаившись за машиной.
Я подпрыгиваю, когда в нескольких улицах от меня громко в тишине завыла сирена. Слушайте, как звук исчезает в ночи. Оно не такое, как дома — «не-не-не-не», как детское впечатление, — но все же заставляет мое сердце биться немного быстрее.
Я оглядываюсь на темную область за припаркованной машиной. Теперь я не могу разобрать никакого движения, не могу даже увидеть ту форму, которую, как мне казалось, я видел раньше. Может быть, это была всего лишь игра света, в конце концов.
(открывается в новой вкладке)
‘Парижская квартира’
Я оглядываюсь на здание. Другие на этой улице красивы, но этот сбивает их всех пятнами. Он стоит в стороне от дороги за большими воротами с высокими стенами по обеим сторонам, скрывающими то, что должно быть садом или двором. Пять или шесть этажей, огромные окна, все с коваными балконами. Перед ним растет огромный плющ, похожий на ползучее темное пятно. Если я вытяну шею, то смогу увидеть то, что может быть садом на крыше, остроконечные формы деревьев и кустарников, черные вырезы на фоне ночного неба.
Я дважды проверяю адрес. Дом номер 12 по улице Аманта. Я определенно понял это правильно. Я до сих пор не могу поверить, что в этом шикарном многоквартирном доме жил Бен. Он сказал, что разобраться с этим ему помог приятель, которого он знал со студенческих лет. Но зато Бену всегда удавалось упасть на ноги. Я полагаю, это имеет смысл только в том, что он зачаровал свой путь в такое место. И очарование, должно быть, сделало это. Я знаю, что журналисты, наверное, зарабатывают больше, чем бармены, но не настолько.
На металлических воротах передо мной есть латунный молоток в виде головы льва: толстое металлическое кольцо зажато между рычащими зубами. Вдоль вершины ворот я замечаю щетину шипов, предотвращающих перелезание. И по всей высокой стене по обе стороны от ворот вставлены осколки стекла. Эти меры безопасности кажутся несовместимыми с элегантностью здания.
Странное чувство, зная, что они могут видеть меня, но я не могу видеть их должным образом. Я опускаю глаза.
Я поднимаю молоток, холодный и тяжелый в руке, опускаю его. Его лязг отскакивает от булыжников, намного громче, чем можно было ожидать в тишине. На самом деле, здесь так тихо и темно, что трудно представить, что это часть того же города, по которому я ехал сегодня вечером от Гар-дю-Нор: все эти яркие огни и толпы, люди, входящие и выходящие из ресторанов и баров. Я думаю о освещенной площади вокруг огромного собора на холме Сакре-Кер, под которым я проезжал всего двадцать минут назад: толпы туристов, делающих селфи, а между ними рыскают хитрые парни в пуховиках, готовые украсть кошелек или два. И улицы, по которым я шел, с неоновыми вывесками, ревущей музыкой, едой всю ночь, толпами, выбегающими из баров, очередями в клубы. Это другая вселенная. Я оглядываюсь на улицу позади меня: никого в поле зрения нет. Единственный настоящий звук исходит от шороха мертвого плюща по булыжной мостовой. Я слышу рев машин вдалеке, гудки автомобильных гудков — но даже это кажется приглушенным, как будто оно не посмеет вторгнуться в этот элегантный, притихший мир.
Я долго не раздумывал, тащил чемодан через весь город от вокзала. В основном я сосредоточился на том, чтобы меня не ограбили, или чтобы сломанное колесо моего чемодана не застряло и не вывело меня из равновесия. Но теперь впервые до меня доходит: я здесь, в Париже. Другой город, другая страна. Я сделал это. Я оставил свою старую жизнь позади.
В одном из окон наверху загорается свет. Я смотрю вверх и вижу темную фигуру, стоящую там, голова и плечи в силуэте. Бен? Если бы это был он, он бы, конечно, помахал мне. Я знаю, что должен быть освещен ближайшим уличным фонарем. Но фигура у окна неподвижна, как статуя. Я не могу разобрать какие-либо черты или даже мужские они или женские. Но они наблюдают за мной. Они должны быть. Я полагаю, что выгляжу довольно потрепанным и неуместным со своим сломанным старым чемоданом, который пытается открыться, несмотря на то, что вокруг него обмотан эластичный шнур. Странное чувство, зная, что они могут видеть меня, но я не могу видеть их должным образом. Я опускаю глаза.
Ага. Справа от ворот замечаю маленькую панель кнопок разных квартир с вставленной в нее линзой. Большой молоток в виде головы льва должен быть просто для галочки. Я делаю шаг вперед и нажимаю кнопку третьего этажа, место Бена. Я жду, когда его голос затрещит в интеркоме.
Нет ответа.
Отрывок из книги Парижская квартира (открывается в новой вкладке) : Роман Люси Фоли. Copyright © 2022, Люси Фоли. От Уильяма Морроу, издательство HarperCollins Publishers. Перепечатано с разрешения.
Прочтите эксклюзивный отрывок из дебютного романа Оушена Выонга «На Земле мы ненадолго великолепны»
На Земле мы ненадолго великолепны Океан ВуонгДорогая Ма—
Позвольте мне начать сначала.
Пишу, потому что уже поздно.
Потому что сейчас 21:52. во вторник, и вы должны идти домой после закрытия смены.
Я не с тобой, потому что я на войне. Это один из способов сказать, что уже февраль, и президент хочет депортировать моих друзей. Это трудно объяснить.
Впервые за долгое время я пытаюсь поверить в рай, в место, где мы можем быть вместе после того, как все это закончится.
Говорят, все снежинки разные — но метель, она всех нас накрывает. Друг из Норвегии рассказал мне историю о художнике, который ушел во время шторма в поисках нужного оттенка зеленого и так и не вернулся.
Пишу тебе, потому что я не ухожу, а возвращаюсь с пустыми руками.
Вы как-то спросили меня, что значит быть писателем. Так вот.
Семеро моих друзей мертвы. Четверо от передозировки. Пять, если считать Ксавьера, который перевернул свой Ниссан, заработав девяносто из-за плохой партии фентанила.
Я больше не отмечаю свой день рождения.
Пройди со мной долгий путь домой. Поверните налево на Уолнат, где вы увидите Бостонский рынок, где я проработал год, когда мне было семнадцать (после табачной фермы). Там, где босс-евангелист — тот, у которого поры в носу такие большие, что в них застревают крошки печенья от его обеда, — никогда не давал нам передышки. Проголодавшись за семичасовую смену, я запирался в чулане для метел и набивал рот кукурузным хлебом, который прятал в своем стандартном черном фартуке.
Тревор был накачан оксиконтином после того, как сломал лодыжку во время прыжков на грязном велосипеде в лесу за год до того, как я с ним познакомился. Ему было пятнадцать.
Оксиконтин, первый серийный выпуск Purdue Pharma в 1996 году, представляет собой опиоид, по существу превращающий его в героин в форме таблеток.
Я никогда не хотел строить «коллектив работы», но хотел сохранить эти, наши тела, дышащие и неучтенные, внутри работы.
Возьми или оставь. Тело, я имею в виду.
Поверните налево на Харрис-стрит, где все, что осталось от дома, сгоревшего тем летом во время грозы, — это земляной участок, соединенный цепью.
Настоящие руины не записываются. Девушка, знакомая бабушке еще в Го Конге, та, чьи сандалии были вырезаны из покрышек сгоревшего армейского джипа, который был стерт с лица земли авиаударом за три недели до окончания войны, — это развалина, на которую никто не может указать. Руины без места, как язык.
После месяца на Окси лодыжка Тревора зажила, но он был полноценным наркоманом.
В таком бесчисленном мире, как наш, взгляд — это единичный акт: смотреть на что-то — значит наполнять этим всю свою жизнь, пусть и ненадолго. Однажды, после своего четырнадцатилетия, зажавшись между сиденьями брошенного школьного автобуса в лесу, я наполнил свою жизнь дорожкой кокаина. На облупившейся коже сиденья светилась белая буква «I». Внутри меня «я» превратилось в выкидной нож — и что-то порвалось. Мой желудок сжался, но было слишком поздно. За считанные минуты я стал больше самим собой. Иными словами, чудовищная часть меня стала такой большой, такой знакомой, что я мог захотеть ее. Я мог бы поцеловать его.
Правда в том, что никому из нас недостаточно. Но вы это уже знаете.
Правда в том, что я пришел сюда в надежде остаться здесь.
Иногда эти причины незначительны: то, как вы произносите спагетти как «бахгедди».
Сейчас поздний сезон, а это значит, что зимние розы в полном цвету вдоль национального берега — это предсмертные записки.
Запишите это.
Они говорят, что ничто не вечно, но они просто боятся, что это продлится дольше, чем они могут любить.
Ты здесь? Вы все еще ходите?
Говорят, ничто не вечно, но я пишу вам голосом исчезающего вида.
Честно говоря, я боюсь, что они поймают нас раньше, чем они нас поймают.
Скажи мне, где болит. Даю слово.
В Хартфорде я бродил по ночам в одиночестве. Бессонная, я одевалась, вылезала в окно — и просто шла.
Иногда по ночам я слышал, как невидимое шаркает животное за мусорными мешками, или неожиданно сильный ветер над головой, шуршание листьев, шуршание ветвей исчезнувшего из виду клена. Но в основном это были только мои шаги по пропитанному свежим дождем тротуару, запах дегтя десятилетней давности или грязь на бейсбольном поле под несколькими звездами, нежные щетки травы на подошвах моих фургонов на шоссе. медиана.
Но однажды ночью я услышал, как кто-то молится.
Через темное окно квартиры на уровне улицы мужской голос по-арабски. Я узнал слово Аллах. Я понял, что это молитва, по тону, которым он ее произнес, как будто язык был самой маленькой рукой, из которой можно произнести такое слово. Я представил, как он парит над его головой, когда я сидел на обочине, ожидая мягкого звона, который, как я знал, должен был раздаться. Я хотел, чтобы слово упало, как винт на гильотине, но этого не произошло. Его голос становился все выше и выше, а мои руки становились все розовее с каждой интонацией. Я наблюдала, как моя кожа напрягается, пока, наконец, я не подняла глаза — и это был рассвет. Это было окончено. Я пылал в крови света.
Намаз аль-фаджр: молитва перед восходом солнца. «Тот, кто совершит утреннюю молитву вместе, — сказал Пророк Мухаммед, — как если бы он молился всю ночь».
Я хочу верить, гуляя бесцельными ночами, что я молился. В чем еще не уверен. Но я всегда чувствовал, что это впереди меня. Что если я пройду достаточно далеко, достаточно долго, я найду его и, может быть, даже поддержу, как язык на конце слова.
Сначала оксиконтин, разработанный как болеутоляющее средство для онкологических больных, проходящих химиотерапию, вместе с его родовыми формами вскоре стали назначать при всех телесных болях: артритах, мышечных спазмах и мигренях.
Тревор увлекался «Побегом из Шоушенка» и «Веселыми ранчерами», Call of Duty и своей одноглазой бордер-колли Мэнди. Тревор, который после приступа астмы сказал, сгорбившись и задыхаясь: «Кажется, я только что заглотил невидимый член», и мы оба расхохотались, как будто это был не декабрь и мы не были под эстакадой в ожидании дождь по дороге домой после обмена игл. Тревор был мальчиком, у которого было имя, и он хотел поступить в общественный колледж, чтобы изучать физиотерапию. Когда Тревор умер, он был один в своей комнате, окруженный плакатами Led Zeppelin. Тревору было двадцать два года. Тревор был.
Однажды на писательской конференции белый человек спросил меня, нужно ли разрушение для искусства. Его вопрос был искренним. Он наклонился вперед, его голубые глаза дернулись из-под кепки, вышитой золотом «Нам Вет 4 Лайф», кислородный баллон, подключенный к его носу, шипел рядом с ним. Я относился к нему так же, как к любому белому ветерану той войны, думая, что он может быть моим дедом, и сказал «нет». «Нет, сэр, разрушение не нужно для искусства». Я сказал это не потому, что был уверен, а потому, что думал, что мои слова помогут мне поверить в это.
Но почему язык творчества не может быть языком возрождения?
Мы говорим, что вы убили это стихотворение. Ты убийца. Вы вошли в этот роман, полыхающий ружьями. Я забиваю этот абзац, я их выбиваю, говорим мы. Я владел этой мастерской. Я выключил его. Я раздавил их. Мы разгромили конкуренцию. Я борюсь с музой. Государство, в котором живут люди, — это государство поля боя. Аудитория целевая аудитория. «Молодец, чувак, — сказал мне однажды на вечеринке один мужчина, — поэзией ты убиваешь. Ты сбиваешь их с ног.
Однажды днем, когда мы с Ланом смотрели телевизор, мы увидели, как стадо бизонов гуськом бежит с утеса, целый ряд их гремит с горы в цвете Техниколор. «Почему они сами так умирают?» — спросила она с открытым ртом. Как обычно, я тут же что-то сочинил: «Не хотят, бабушка. Они просто следуют за своей семьей. Вот и все. Они не знают, что это скала.
«Может быть, тогда им стоит поставить знак «стоп».
В нашем квартале было много знаков остановки. Они не всегда были там.
На улице жила женщина по имени Марша. У нее был избыточный вес и волосы, как у вдовы владельца ранчо, подстриженные наподобие кефали с густой челкой. Она ходила от двери к двери, ковыляя на больной ноге, собирая подписи под петицией, чтобы поставить знаки остановки в районе. У нее самой два мальчика, сказала она вам в дверях, и она хочет, чтобы все дети были в безопасности, когда они играют.
Ее сыновьями были Кевин и Кайл. Кевин, на два года старше меня, передозировал героин. Пять лет спустя у Кайла-младшего тоже случилась передозировка. После этого Марша вместе с сестрой переехала в мобильный парк в Ковентри. Остаются стоп-сигналы.
Правда в том, что мы не обязаны умирать, если нам этого не хочется.
Шучу.
Вы помните утро, после снежной ночи, когда мы обнаружили буквы FAG4LIFE, нацарапанные красной аэрозольной краской на нашей входной двери?
Сосульки поймали свет, и все выглядело красиво и вот-вот лопнет.
«Что это значит?» — спросила ты, без пальто и дрожа. — Там написано «Счастливого Рождества», ма, — сказал я, указывая. «Видеть? Вот почему он красный. Для удачи.»
Говорят, зависимость может быть связана с биполярным расстройством. Говорят, это химические вещества в нашем мозгу. У меня неправильные химикаты, ма. Вернее, мне не хватает ни того, ни другого. У них есть таблетки от этого. У них есть промышленность. Они зарабатывают миллионы. Знаете ли вы, что люди богатеют на печали? Я хочу встретить миллионера американской грусти. Я хочу посмотреть ему в глаза, пожать ему руку и сказать: «Для меня было честью служить своей стране».
Дело в том, что я не хочу, чтобы моя печаль была отчуждена от меня, как я не хочу, чтобы мое счастье было отчуждено. Они оба мои. Я сделал их, черт возьми. Что, если восторг, который я испытываю, — это не очередной «биполярный эпизод», а то, за что я упорно боролся? Может быть, я подпрыгиваю и слишком сильно целую тебя в шею, когда узнаю, вернувшись домой, что сегодня ночь пиццы, потому что иногда ночи пиццы более чем достаточно, это мой самый верный и слабый маяк. Что, если я выбегу на улицу, потому что луна сегодня вечером — это детская книжка, огромная и нелепая над линией сосен, вид ее — странная сфера медицины?
Это как когда все, что ты видишь перед собой, это скала, а потом появляется этот яркий мост, и ты быстро бежишь по нему, зная, что рано или поздно будет еще одна скала с другой стороны . Что, если моя печаль на самом деле мой самый жестокий учитель? И урок всегда таков: вам не нужно уподобляться буйволам. Вы можете остановиться.
Война была, мужчина по телевизору сказал, но сейчас «понизили».
Ура, думаю я, глотая таблетки.
Правда в том, что мое безрассудство — это ширина тела.
Однажды лодыжка белокурого мальчика под водой.
В этой линии был зеленоватый свет, и вы его видели.
Правда в том, что мы можем выжить своей жизнью, но не своей кожей. Но вы это уже знаете.
Я никогда не употреблял героин, потому что мне плевать на иглы. Когда я отклонил его предложение заснять, Тревор, стиснув зубами зарядное устройство на руке, кивнул в сторону моих ног. — Похоже, ты уронил тампон. Затем он подмигнул, улыбнулся — и снова погрузился в сон, который сотворил из себя.
Используя многомиллионную рекламную кампанию, Purdue продавала OxyContin врачам как безопасное, «устойчивое к злоупотреблениям» средство снятия боли. Далее компания утверждала, что менее одного процента пользователей стали зависимыми, что было ложью. К 2002 году рецепты Oxy-Contin от нераковой боли увеличились почти в десять раз, а общий объем продаж превысил 3 миллиарда долларов.
Что, если бы искусство измерялось не количеством, а рикошетом?
Что, если бы искусство не измерялось?
Одно хорошо в национальных гимнах, это то, что мы уже на ногах и поэтому готовы бежать.
Правда одна нация, под наркотиками, под дронами.
Когда я впервые увидела голого мужчину, он показался мне навсегда.
Он был моим отцом, раздевался после работы. Я пытаюсь покончить с памятью. Но суть вечности в том, что ты не можешь вернуть ее обратно.
Позволь мне остаться здесь до конца, сказал я лорду, и мы с тобой поквитаемся.
Позвольте мне привязать свою тень к вашим ногам и назвать это дружбой, сказал я себе.
Я проснулся от шума крыльев в комнате, как будто в открытое окно влетел голубь и теперь бьется о потолок. Я включил лампу. Когда мои глаза привыкли, я увидел Тревора, растянувшегося на полу, его кроссовки пинались о комод, пока он дрожал от припадка. Мы были в его подвале. Мы были на войне. Я держал его голову, пена с его губ текла по моей руке, и звал его старика. В ту ночь в больнице он жил. Это было уже во второй раз.
Официальной причиной смерти, как я узнал позже, была передозировка героина с примесью фентанила.
Страшная история: слышу голос Тревора, когда закрываю глаза однажды ночью через четыре года после его смерти.
Он снова поет «This Little Light of Mine» так, как пел раньше — отрывисто, между затишьями в наших разговорах, высунув руку из окна «Шевроле», отбивая ритм по выцветшему красному кузову. Я лежал в темноте, произнося слова, пока он не появился снова — молодой, теплый и достаточно.
Черный крапивник сегодня утром у меня на подоконнике: обугленная груша.
Это ничего не значило, но теперь оно у вас есть.
Поверните направо, Ма. За лачугой с наживкой и снастями, где однажды летом я наблюдал, как Тревор снимает шкуру с енота, которого он подстрелил из Buford’s Smith & Wesson, есть много чего интересного. Он поморщился, когда вывел эту штуку из себя, его зубы позеленели от наркотиков, как светящиеся в темноте звезды при дневном свете. На кузове грузовика черная шкура колыхалась на ветру. В нескольких футах от них пара глаз, покрытых грязью, ошеломленных видением своих новых богов.
Вы слышите, как ветер гонит реку за Епископальной церковью на Уиллис-стрит?
Самое близкое, что я когда-либо приближал к Богу, было спокойствие, которое наполняло меня после оргазма. Той ночью, когда Тревор спал рядом со мной, я продолжал видеть зрачки енота, как они не могли закрыться без черепа. Мне хотелось бы думать, даже без нас самих, что мы все еще можем видеть. Я хотел бы думать, что мы никогда не закроемся.
Мы с тобой были американцами, пока не открыли глаза.
Вам холодно? Не кажется ли вам странным, что согреться — это, по сути, прикоснуться к телу температурой его мозга?
Они захотят, чтобы вы добились успеха, но не больше, чем они. Они напишут свои имена на твоем поводке и назовут тебя нужным, назовут срочным.
Благодаря ветру я выучил синтаксис движения вперед, как преодолевать препятствия, оборачиваясь вокруг них. Вы можете сделать это домой таким образом. Поверьте мне, вы можете стряхнуть пшеницу и остаться безымянным, как коксовая пыль на нежной стороне кулака фермера.
Почему каждый раз, когда мои руки причиняют мне боль, они все больше становятся моими?
Пройдите мимо кладбища на Хаус-Стрит. Надгробия настолько изношены, что имена напоминают следы от укусов. В самой старой могиле находится Мэри-Энн Каудер (1784–1784).
Ведь мы здесь только раз.
Через три недели после смерти Тревора три тюльпана в глиняном горшке остановили меня посреди моего разума. Я резко проснулся и, все еще ошеломленный, принял утренний свет, падающий на лепестки, за цветки, испускающие собственное свечение. Я подполз к светящимся чашкам, думая, что вижу чудо, свой горящий куст. Но когда я подошла ближе, моя голова перекрыла лучи и тюльпаны погасли. Это тоже ничего не значит, я знаю. Но некоторые ничтожества меняют все после себя.
Во вьетнамском языке слова, обозначающие тоску по кому-то и память о нем, одно и то же: nhớ. Иногда, когда вы спрашиваете меня по телефону, Con nhớ mẹ không? Я вздрагиваю, думая, что вы имели в виду: «Ты меня помнишь?»
Я скучаю по тебе больше, чем помню.
Вам скажут, что быть политиком — значит быть просто злым, а потому безыскусным, бездонным, «сырым» и пустым. О политическом они будут говорить смущенно, как будто говоря о Санта-Клаусе или Пасхальном кролике.
Вам скажут, что великое письмо «освобождается» от политического, тем самым «преодолевая» барьеры различия, объединяя людей на пути к универсальным истинам. Они скажут, что это достигается прежде всего ремеслом. Посмотрим, как это сделано, скажут они, — как будто то, как что-то собирается, чуждо импульсу, который это создал. Как будто первый стул был создан без учета человеческой формы.
Я знаю. Несправедливо, что слово «смех» заключено внутри «бойни».
Придется разрезать его, ты и я, как новорожденного, поднятого, красного и дрожащего, от только что подстреленной лани.
Кокаин, смешанный с оксикодоном, делает все одновременно быстрым и тихим, как когда вы едете в поезде и, глядя на туманные поля Новой Англии, на кирпичный завод Кольта, где работает кузен Виктор, вы видите его почерневшую дымовую трубу. — параллельно поезду, как будто он следует за тобой, будто откуда ты родом, не отпускает тебя от крючка. Клянусь, слишком много радости теряется в нашем отчаянии сохранить ее.
После того, как однажды ночью мы два часа катались на велосипедах, чтобы Тревор мог забить гол на окраине Виндзора, мы сели на бегемотовую горку в игровой площадке начальной школы, холодный металл под нами. Он только что выстрелил. Я наблюдал, как он держал пламя под пластиковым трансдермальным клеем, пока фентанил не запузырился и не собрался в липкую смолу в центре. Когда пластик покоробился по краям, потемнел, он остановился, взял иглу и отсосал прозрачную жидкость мимо черных клещей на цилиндре.
Его кроссовки задели щепу. В темноте лиловый бегемот с открытым ртом, через который можно пролезть, выглядел разбитым автомобилем. — Привет, Маленькая Собака. По его невнятной речи я мог сказать, что его глаза были закрыты.
«Да?»
«Это правда?»
Его качели скрипели. «Ты думаешь, что навсегда останешься геем?
Я имею в виду, — качели остановились, — я думаю, что я… . . Я буду хорошим через несколько лет, ты знаешь?
Я не мог понять, имел ли он в виду «на самом деле» очень веселого или настоящего гея.
— Думаю, да, — сказал я, не понимая, что имел в виду.
«Это безумие». Он рассмеялся фальшивым смехом, которым вы проверяете толщину тишины. Его плечи поникли, наркотик продолжал течь по нему.
Затем что-то коснулось моего рта. Вздрогнув, я все равно сжался вокруг него. Тревор сунул между моими губами тележку и зажег ее. Пламя вспыхнуло в его глазах, остекленевших и налитых кровью. Я глотал сладкий обжигающий дым, сдерживая слезы — и побеждал.
Сверните за угол на светофоре с желтым миганием. Потому что это то, что делают огни в нашем городе после полуночи — они забывают, зачем они здесь.
Вы спросили меня, каково быть писателем, и я вас запутал, я знаю. Но это беспорядок, ма, я не выдумываю. Я сделал это. Вот что такое писательство, после всей этой чепухи, опускаясь так низко, что мир предлагает милосердный новый угол, более широкое видение, состоящее из мелочей, ворсинки внезапно превращаются в огромный слой тумана размером с ваше глазное яблоко. И ты смотришь сквозь него и видишь густой пар в круглосуточной бане во Флашинге, где кто-то однажды потянулся ко мне, проследил зажатую флейту моей ключицы. Я никогда не видел лица этого человека, только очки в золотой оправе, плывущие в тумане. А потом ощущение, бархатный жар, повсюду внутри меня.
Когда Гудини не смог освободиться от наручников на Лондонском ипподроме, его жена Бесс подарила ему долгий и глубокий поцелуй. При этом она передала ему ключ, который спасет его.
Если есть рай, я думаю, он выглядит так.
На днях я без всякой причины погуглил имя Тревора. Белые страницы говорят, что он все еще жив, что ему тридцать лет и что он живет всего в 3,6 милях от меня.
Правда память нас не забыла.
Переворачивающаяся страница представляет собой поднятое крыло без близнеца и, следовательно, без полета. И все же мы тронуты.
Однажды днем, убираясь в шкафу, я нашел в кармане старой джинсовой куртки Jolly Rancher. Это было из грузовика Тревора. Он всегда держал их в подстаканнике. Я развернул его, подержал между пальцами. Память о наших голосах внутри него. — Расскажи мне, что ты знаешь, — прошептал я. Он отражал свет из окна, как древняя драгоценность. Я вошел в шкаф, закрыл дверь, сел в тесной темноте и положил леденец, гладкий и прохладный, в рот. Зеленое яблоко.
Я не с тобой, потому что воюю со всем, кроме тебя.
Человек рядом с человеком внутри жизни. Это называется паратаксис. Это называется будущее.
Мы почти у цели.
Я рассказываю вам не столько историю, сколько кораблекрушение — плавающие осколки, наконец-то разборчивые.
Двигайтесь по повороту, проезжайте второй знак остановки с надписью «H8», нанесенной белой краской внизу. Идите к серому дому, левый угольно-серый от выхлопных газов со свалки через шоссе.
Вот окно наверху, где однажды ночью, когда я была маленькой, я проснулась от метели. Мне было пять или шесть лет, и я не знал, что все закончилось. Я думал, что снег будет продолжаться до самого края неба, а затем дальше, касаясь кончиков пальцев бога, пока он дремлет в своем кресле для чтения, уравнения разбросаны по полу его кабинета. Что к утру мы все замкнёмся в сине-белой тишине и никому не придётся уходить. Всегда.
Через некоторое время Лан нашла меня, вернее ее голос появился рядом с моим ухом. «Маленькая собачка, — сказала она, пока я смотрел на снег, — хочешь услышать сказку? Я расскажу вам историю». Я кивнул. — Ладно, — продолжала она, — давно. Одна женщина держит свою дочь, вот так, — она сжала мои плечи, — на грунтовой дороге. Эта девушка по имени Роуз, да, как цветок. Да, эта девочка, ее зовут Роуз, это мой ребенок. . . . Хорошо, я держу ее, дочь. Маленькая Собака, — она трясет меня, — ты знаешь ее имя? Это Роза, как цветок. Да, эту маленькую девочку я держу на грунтовой дороге. Милая девочка, моя малышка, рыжие волосы. Ее зовут. . . ». И мы продолжали в том же духе, пока улица внизу не засияла белым, стирая все, что имело имя.
Чем мы были до того, как стали собой? Должно быть, мы стояли на обочине грунтовой дороги, пока город горел. Мы, должно быть, исчезали, как сейчас.
Может быть, в следующей жизни мы впервые встретимся, веря во все, кроме вреда, на который способны. Может быть, мы будем противоположностью буйволов. У нас вырастут крылья и мы скатимся с обрыва поколением монархов, направляясь домой. Зеленое яблоко.
Подобно снегу, покрывающему детали города, они скажут, что нас никогда не было, что наше выживание было мифом. Но они ошибаются. Ты и я, мы были настоящими. Мы смеялись, зная, что радость сорвет швы с наших губ.
Помните: правила, как и улицы, могут вести вас только в известные места. Под сеткой находится поле — оно всегда было там — где заблудиться — значит никогда не ошибиться, а просто больше.