Выписать умершего из квартиры: Как выписать умершего человека из квартиры

В рассматриваемом нами вопросе суд первой инстанции, по-видимому, не провел никакого расследования, тщательного или иного, для установления ожидаемой продолжительности отсутствия присяжного или его характера. Скорее, суд первой инстанции, похоже, намеревался избежать короткой задержки (один день), и, если бы суд ждал до понедельника, показания подсудимого, а также подведение итогов и обвинение присяжных могли быть либо втиснуты в один день, либо, по крайней мере, , вместо этого дело могло быть передано присяжным во вторник.Ссылка суда на праздничные дни неуместна, поскольку праздничные каникулы не должны были начаться до следующего понедельника, т. е. через целую неделю после дня, запланированного для подведения итогов и оплаты. Наоборот, главная задача суда, по-видимому, заключалась в том, чтобы использовать замену заместителя, чтобы избежать краткого перерыва в судебном разбирательстве, которое без других предвзятых факторов не может перевесить право обвиняемого быть судимым первоначально избранным присяжным.

Также важно отметить, и это бесспорно, что судебный процесс был близок к завершению в то время, когда присяжный вызвал больного, что, по словам выдающегося судьи Купфермана из этого суда, должно было «посоветовать терпение» (People v. Галлетта , 171 А.D.2d 178, 180, lv отказано 79 N.Y.2d 947 ). Здесь такого не было показано. Поскольку подсудимому было отказано в его праве на суд присяжных, выбранных Народом и ответчиком (см. Народ против Пейджа, выше , стр. 73), обвинительный приговор должен быть отменен, а дело направлено на новое рассмотрение.

Наконец, я согласен с тем, что суд первой инстанции должным образом отклонил ходатайство подсудимого о привлечении присяжных к ответственности за то, что он временно законно владел пистолетом. Хотя такая теория освобождает подсудимого от уголовной ответственности за хранение оружия, которое он «вырвал» у другого, в деле в суде бесспорно, что подсудимый сохранил оружие после стрельбы, перенес его в другое место, пытался скрыть это, и в конце концов отказался от него.Сохранив владение оружием вышеуказанным образом, что «противоречит любому утверждению о невиновном владении» (People v Williams , 50 NY2d 1043, 1045), право ответчика на временное законное хранение было отклонено (People v Banks , 76 NY2d 799; People v Snyder , 73 NY2d 900).

: :: Решения Апелляционного суда Калифорнии :: Прецедентное право Калифорнии :: Законодательство Калифорнии :: Законодательство США :: Justia

ЛЕЛА Б. ПЛАТТ, Заявитель, против ГОРОДА ЛОС-АНДЖЕЛЕС и др., Ответчики.

АДВОКАТ

Пол Тейлор и Кеннет В. Кирни от апеллянта.

Рэй Л. Чесебро, городской прокурор, и Джон Дж. Талли-младший, заместитель городского прокурора, для респондентов.

МНЕНИЕ

УАЙТ, Дж.

Это апелляция на решение Верховного суда округа Лос-Анджелес об отказе в судебном приказе [72 Cal. Приложение. 2d 754] мандат на принудительную выплату пенсии заявительнице как вдове Ричарда Т.Платт, сотрудник полицейского управления ответчика города Лос-Анджелес.

[1] Раздел 183 устава города Лос-Анджелес разрешает выплату пенсии вдове умершего сотрудника полицейского управления, который умер до того времени, когда он отслужил в таком отделении необходимое количество лет, дающих ему право выйти на пенсию (в данном случае двадцать лет) только в том случае, если такой член умрет в результате какой-либо травмы, полученной во время исполнения им своих обязанностей, или в результате болезни, вызванной исполнением таких обязанностей. Это положение устава означает, что между обязанностью, исполняемой наследодателем, и непосредственной причиной его смерти должна быть показана причинно-следственная связь, опосредованная или непосредственная. (Cordell v. City of Los Angeles, 67 Cal. App. 2d 257, 262 [154 P.2d 31].) [2] Таким образом, представленный здесь вопрос заключается в правильности вывода суда первой инстанции о том, что самоубийство в состоянии невменяемости не явилось следствием телесных повреждений, полученных им при исполнении служебных обязанностей. Существование такой причинно-следственной связи обязательно является научным вопросом, при решении которого необходимо прибегать к научным знаниям специалистов, обученных такому научному предмету.Таким образом, показания экспертов становятся необходимыми.

Покойный стал сотрудником отдела полиции в 1922 году и так продолжалось до его смерти в результате самоубийства в 1940 году. серьезной из них была травма правой ноги 21 ноября 1928 года, которая потребовала длительной госпитализации и двух операций по пересадке кости. Затем заявитель утверждал, что покойный «в результате полученных им травм, как указано выше, и несмотря на попытки восстановить нормальное здоровье хирургическими операциями и лечением, впал в уныние, заболел и заболел душой и телом, а его разум и нервная система страдал до такой степени, что стал психически неуравновешенным, и, будучи таким психически неуравновешенным, в результате этого он покончил с собой 29 декабря 1940 года.Признается, что в то время, когда полицейский Платт покончил с собой, он был психически неуравновешенным, и суд первой инстанции установил, что, хотя покойный был психически неуравновешенным в то время, когда он покончил с собой, и его самоубийство было результатом его психического расстройства. состояние, «указанное психическое состояние не было [72 Cal. Приложение. 2d 755] в результате и не был вызван какими-либо или всеми травмами, полученными упомянутым Ричардом Т. Платтом при исполнении им своих обязанностей в качестве сотрудника полицейского управления. »

Утверждения апеллянта: (1) «доказательства показывают причинно-следственную связь между травмами офицера Платта, его психическим расстройством и последующей смертью; (2) решение противоречит власти и основано на ошибочном и узком толковании Устава города; (3) нет реального противоречия между доказательствами, достаточными для подтверждения выводов суда первой инстанции». , знакомые и соратники покойного, а также санитары, показания которых были направлены на поведение, характер и привычки покойного как до, так и после несчастного случая 21 ноября 1928 г., а также на обстоятельства, связанные с изменением его личности на протяжении многих лет. что завершилось его смертью.Представленные таким образом показания стали основой для гипотетического вопроса, поставленного каждым из трех свидетелей-экспертов, один из которых был представлен каждой из сторон, а другой был выбран и назначен судом. Таким образом, соответствующие и вещественные доказательства можно лучше всего выразить, изложив указанный гипотетический вопрос, который звучит следующим образом:

«Мужчина двадцати шести лет в 1922 году сдал необходимые экзамены на государственную службу — физические и умственные. , для работы в качестве офицера полиции в городе Лос-Анджелес, и был назначен на эту должность в апреле 1992 года.

«За несколько недель до этого назначения он был с честью уволен из Корпуса морской пехоты США по завершении первого призыва, последний год которого проходил в Китае и на Филиппинах.

«На 30-й день августа 1923 года этот человек женился в первый раз. Этот брак продлился всего четыре месяца. Его жена добилась развода на основании крайней жестокости, утверждая в своей жалобе, что ее муж возражал против ее дальнейшего трудоустройства, что он много раз ссорился с ней, оскорблял ее, заявлял, что она не заботится о нем должным образом; что через месяц после свадьбы он проклял ее, послал к черту и грубо толкал по комнате; что незадолго до фактического расставания он поссорился с ней, назвал ее чертовой шлюхой и ударил ее [72 кал.Приложение. 2d 756] со сжатым кулаком. Он не дал никакого ответа на эти обвинения, и дело было прекращено заочно.

«Несмотря на развод по указанным причинам, эти мужчина и женщина, после их разлуки, продолжали видеться друг с другом на совершенно дружеской основе, и эта дружба продолжалась примерно до 1936-37 года.

«Нет ничего конкретный момент или запись в послужном списке этого человека в качестве офицера полиции до 1928 года, когда он начал ездить на мотоциклах в качестве обычного полицейского города Лос-Анджелес.В том же году с ним произошло три несчастных случая, все из которых отмечены и упомянуты в резюме медицинской карты этого человека в приемной больнице Лос-Анджелеса. … Вы видели и изучили эту запись, доктор, и я попрошу вас предположить, что этот экспонат является резюме медицинской карты нашего гипотетического человека в этом вопросе.

«В июне месяце 1927 года этот человек женился во второй раз. Он жил с женой до апреля 1930 года. У нас нет сведений об обстоятельствах, приведших к их разводу, но в 1937 году он принес иск о разводе по причине ее дезертирства.Она разрешила это действие по умолчанию, и 25 октября 1939 года было вынесено окончательное решение о разводе. сведения о которых приведены в резюме медицинской документации приемного госпиталя, упомянутого выше, мы имеем следующую картину нашего гипотетического мужчины:

«Он был веселого, беспечного нрава, судя по обстоятельствам, приведшим к раздельному проживанию и разводу в его первом браке, ничего не зарегистрировано в отношении какого-либо необычного поведения или поведения с его стороны. Брат его первой жены, отношения которого с нашим гипотетическим мужчиной после развода, разрушившего первый брак, продолжались на вполне дружеской основе, описывается как «мужской мужчина»; с ним было приятно общаться. Тем, кто с ним работал, он казался обычным нормальным человеком, не лучше и не хуже своих товарищей.

«До ранения 21 ноября 1928 года наш гипотетический человек выпивал умеренно — один-два коктейля перед едой — несколько рюмок за вечер.Начиная с апреля 1927 года наш гипотетический мужчина был тесно связан с другим полицейским в своей повседневной работе, а также через [72 Cal. Приложение. 2d 757] посещение двух семей. В случае с нашим гипотетическим мужчиной это была бы вторая жена, на которой он женился в 1927 году, как указано выше. Этот офицер заявил, что в этот период наш гипотетический мужчина умеренно пил; что при случае они, возможно, имели больше, чем вполне умеренное количество, например, по случаю вечеринки или какого-то особого мероприятия, которое, по их мнению, было поводом для празднования, но в целом он никогда не видел нашего гипотетического человека пьяным, кроме в последний раз, когда он и его жена посетили нашего субъекта в его доме. Это было в 1928 году, незадолго до аварии 21 ноября, но уже после того, как он начал ездить в составе мотоциклетной бригады, начавшейся летом 1928 года. Кстати, офицер, наблюдения которого мы сейчас фиксируем, , утверждает, что наш гипотетический мужчина выпил несколько больше после того, как стал членом отряда мотоциклистов. Поводом последнего визита одной семьи в дом другой было приглашение на обед. Прибыв в дом нашего гипотетического мужчины где-то в начале дня, он (приглашенный) и его жена обнаружили нашего мужчину и его жену в состоянии алкогольного опьянения; посуда была сложена в кухонной раковине, и по состоянию дома и состоянию его жильцов было совершенно очевидно, что накануне вечером была вечеринка, а выпивка продолжалась до следующего дня.

«16 июня 1928 г., когда он ехал на мотоцикле при исполнении служебных обязанностей, наш гипотетический мужчина получил ранения, указанные в медицинском заключении. … 29 сентября он попал в еще одну аварию на своем мотоцикле. 21-го день ноября 1928 года, и снова, когда он ехал на мотоцикле при исполнении служебных обязанностей, он получил более серьезную травму, в результате которой была сломана правая нога. наш субъект находился в отделении пожарной охраны и полиции приемного госпиталя до 17 января 1929 года.С января по май он почти ежедневно отмечался в больнице для лечения. В июле 1929 г., когда удовлетворительное сращение перелома не удалось, была произведена операция по пересадке кости. К ноябрю 1929 г. пациент, по мнению полицейского хирурга, был в состоянии вернуться к легкой службе, поскольку, по-видимому, произошел прочный союз. Он вернулся на эту службу в Департамент полиции, но к 10 марта 1930 г. у него было [72 кал. Приложение. 2d 758] снова был на костылях, жаловался на боль в области старого перелома, а рентген показал полный перелом старой мозоли, включая костно-трансплантатную шину.14 марта 1930 года больной вернулся в постель в отделении пожарной охраны и полиции, и ему было назначено лечение путем стимуляции места перелома, как указано в резюме медицинской карты. 15 апреля была наложена ходячая повязка, и пациент стал ходить. В мае 1930 г. был наложен прогулочный корсет. К июлю стало очевидно, что удовлетворительное сращение еще не произошло, и после консультации со специалистами было принято решение о повторной операции по пересадке кости. Это было выполнено 15 августа 1930 г., после чего пациент оставался в отделении пожарной охраны и полиции до 2 февраля 1931 г., когда его выписали с прогулочным бандажом.Рентгеновские снимки, сделанные в мае 1931 г., показали удовлетворительное сращение, корсет был снят, и наш гипотетический мужчина вернулся на легкую службу в Департамент полиции с 26 мая 1931 г. в больнице и в те периоды, когда он обращался туда за лечением, когда находился амбулаторно, он, по-видимому, был в хорошем настроении и удовлетворительно приспособился к своему изменившемуся состоянию. доктора.Он был готов сотрудничать и принял свое заточение и инвалидность с изяществом.

«По наблюдениям медсестры, которая лечила его и ухаживала за ним в период его госпитализации и в период между первой установкой перелома и второй операцией по пересадке кости, он проявлял лишь небольшое беспокойство по поводу своей травмы и ее серьезности. Одна из медсестер, прислуживавших ему, заметила, что в течение этого периода он в некоторой степени пил, и посоветовала ему не пить алкоголь, пока его нога не станет твердой.

«Некоторое время в этот период и в прогулочном бандаже наш испытуемый остановился, чтобы навестить офицера, с которым он работал в 1927 году и до момента начала мотоциклетных работ в 1928 году. По случаю этого Посетивший нашего субъекта мужчина был пьян и начал демонстрировать своему другу, что его нога подвижна.Он снял скобу и, взяв ногу двумя руками, стал сгибать ее по линии перелома.При этом наш [ 72 кал., приложение.2d 759] Субъект сказал, что ему не больно, когда свидетель предложил заменить скобу.

«Его первая жена, которая развелась с ним в 1924 году, как описано выше, навещала нашего гипотетического мужчину, когда он был в больнице, и часто видела его, когда он был вне больницы, но в течение всего периода лечился от травмы ноги. Она впервые заметила изменение его темперамента в течение короткого периода в начале 1930-х годов, когда он был на легкой службе после выздоровления после первой операции по пересадке кости. Ему поручили обрабатывать телефонные звонки мотоциклетной бригады в штаб-квартире. Он пожаловался ей на то, что его беспокоят телефоны; что он будет слышать их звон, даже когда спит: «Я слышу их всю ночь напролет». Во время его пребывания в больнице после второй операции по пересадке кости, которая должна была состояться во второй половине 1930-х годов, она заметила и другие изменения; «Он вообразил, что одна или две медсестры замышляют на него». Он боялся, что люди «соберутся» на него, чтобы отрезать ему ногу.Он зависел от помощника полицейского хирурга, чтобы защитить его. Во время этого пребывания в больнице исчезло кольцо, принадлежавшее одному из других пациентов в палате. Он вообразил, что другие пациенты считают его виновным в краже.

«Вторая операция по пересадке кости, которая была проведена 15 августа 1930 года, не представляла никаких необычных или экстраординарных обстоятельств в том, что касается медицинских подробностей. Характер проведенной операции изложен в резюме, которое вы видели. Пациент находился в инвалидном кресле на 3-й послеоперационный день и в последующем. Окончательно его выписали из госпиталя только 2 февраля 1931 г., но с середины сентября он уже не был прикован к постели в госпитале, находясь на ногах в инвалидном кресле или на костылях.

«После выписки из госпиталя в феврале 1931 года ему помогали и помогали его первая жена и ее брат в обустройстве квартиры. Его вторая жена ушла от него в 1930 году, незадолго до второй костной пластики. операция.Его первая жена вспоминает об одном случае того времени, когда ветер неожиданно захлопнул дверь. Наш гипотетический мужчина заплакал и побежал в ванную, потому что, как описывает это свидетель, «ему было так стыдно за себя».

«После выписки нашего гипотетического мужчины из Приемной больницы [72 Cal. App. 2d 760] в феврале 1931 года произошло прочное сращение сломанной ноги, но в этом члене была постоянная инвалидность. Он был немного короче другого, и после этого наш гипотетический человек не мог ходить или стоять на нем в течение длительного периода времени. Он ходил с корсетом до мая 1931 года, и только во второй половине того же месяца его отпустили на легкую службу в Департаменте полиции. Затем он был назначен на пересечение улиц Лос-Фелиз и Риверсайд-драйв, действуя в качестве офицера управления дорожным движением, помогающего наездникам через бульвар Лос-Фелиз к тропе для верховой езды в Гриффит-парке и обратно. Он продолжал работать таким образом до начала января 1937 года. 4 апреля 1933 года, выходя с бордюра на Лос-Фелиз и Риверсайд-драйв, он получил разрыв сустава и спайки правой лодыжки.15 мая 1933 г. он «позвонил в приемную больницу с жалобами на некоторую боль и припухлость в правой стопе и голеностопном суставе. 21 июня 1931 года при исполнении служебных обязанностей он поскользнулся и вывихнул правую лодыжку. 21 апреля 1936 г. на пересечении улиц Риверсайд Драйв и Лос-Фелиз автомобиль врезался в заднюю часть автомобиля, в котором сидел наш гипотетический мужчина, и в результате этого несчастного случая у него произошло растяжение мышц шеи с ушибом головы. правая нога на два дюйма ниже колена.

«В течение первого или двух лет, когда наш гипотетический мужчина находился в Лос-Фелиз и Риверсайд-драйв, первая жена этого гипотетического человека и ее брат имели возможность часто проходить этот перекресток, видеться с ним и разговаривать с ним.Брат в этот период заметил в нем первую настоящую перемену. Он описывает это изменение как «утрату духа». Его сестра заметила это же угнетение духа, и далее, что наш гипотетический мужчина спрашивал ее, есть ли у нее аспирин, жалуясь на головные боли. В то время как ей он жаловался на некоторые головные боли в период его размещения в квартире сразу после его выписки из больницы в 1931 году, он затем отказался от ее предложения аспирина, заявив, что это «наркотик» и вызывает привыкание. .В дополнение к жалобам на головную боль наш гипотетический мужчина также жаловался своей бывшей жене на боли в сломанной ноге и на трудности с посадкой и высадкой из автомобиля, чтобы управлять движением всадников, пересекающих бульвар.

«В 1931 году во время поездки в Лас-Вегас, штат Невада, наш гипотетический мужчина встретил женщину, которая впоследствии стала его [72 Cal. App. 2d 761] третьей женой. Наш гипотетический мужчина и эта женщина начали жить вместе как мужчины. и жена в январе месяце 1935 года в квартире на Вестерн-авеню в городе Лос-Анджелес, где они продолжали проживать до конца 1936 года или первой половины 1937 года, когда по требованию второй жены за деньги и угрозы с ее стороны сообщить в полицейское управление о его поведении в отношениях с женщиной, с которой он не состоял в законном браке, нашим гипотетическим мужчиной и женщиной, с которой он жил и которую мы в дальнейшем будем называть его вдовой , переехала в другой многоквартирный дом, где занимала холостяцкую квартиру в том же доме, в котором она занимала хозяйственную квартиру.В 1937 году наш гипотетический мужчина возбудил дело о разводе со второй женой. Однако окончательное решение о разводе не было принято до осени 1939 года, когда наш гипотетический мужчина и женщина, ставшая его вдовой, переехали в дом на Партридж-стрит. 25 ноября 1939 года эта пара поженилась. Они продолжали жить на Партридж-стрит до смерти нашего гипотетического мужчины 29 декабря 1940 года.

«До момента начала их совместной жизни вдова не замечала каких-либо экстраординарных или ненормальных действий со стороны своего мужа.Иногда у него действительно случались приступы депрессии, но они не были продолжительными и не были необычайной степени или степени. После того, как они поселились вместе, были периоды капризности и вспыльчивости, но она приписывала их незначительным трудностям, связанным с их новыми отношениями.

«В период их ухаживания и некоторое время после начала их совместной жизни вдова описывает своего мужа как в некоторой степени пьющего.Он был, как она описала его, «двуручным пьяницей» — он мог выпить вместе с любым мужчиной. В этот период он не напивался до опьянения. Брат его первой жены посещал нашего гипотетического мужчину в период его проживания в квартире на Вестерн-авеню, и, по его наблюдениям, у нашего гипотетического мужчины произошли изменения в питьевых привычках. В то время как прежде, каким он его знал, наш гипотетический человек выпивал несколько рюмок в течение вечера, теперь он вынул бутылку, поставил ее на стол и стал пить более усердно; он иногда выпивал пинту виски в течение вечера [72 Cal.Приложение. 2d 762] посещение. В этот период наш испытуемый пожаловался брату на чувство разочарования — он «почувствовал себя выпоротым».

«Начиная с 1934 года наш гипотетический мужчина попал под наблюдение жены одного из его друзей вне полицейского управления. Она и ее муж, наш гипотетический мужчина и его жена, часто вместе бывали. Они вместе ездили в поездки. Она описывает нашего испытуемого в первые годы ее знакомства с ним как отличающегося здоровьем и настроением.Он действительно иногда жаловался на свою ногу, особенно при ходьбе или стоянии на ней в течение длительного времени.Что касается духов, то наш гипотетический мужчина, по ее наблюдениям, иногда бывал капризным; когда не в этом состоянии, он был среднего темперамента. В 1937 году она вспоминает случай, когда после прогулки по окружной ярмарке в Помоне нашему гипотетическому мужчине пришлось помогать, чуть ли не нести обратно к автомобилю. Стопа на раненой ноге была черно-синей, и он, казалось, испытывал сильную боль. Со временем его приступы капризности и депрессии усилились. Он, как она описывает это, часами сидел, уставившись в пространство.В последний раз она видела его 23 декабря 1940 года, когда у него сложилась своеобразная идея, что он уже не такой хороший человек, как раньше; что он не мог ходить, передвигаться и делать то, к чему он привык; он часто говорил ей о своей деятельности до травмы ноги — о своей любви к охоте и рыбалке, которыми он больше не мог заниматься.

«Еще одним человеком, наблюдавшим нашего гипотетического мужчину в период его последних пяти-шести лет жизни, была женщина, знавшая вдову довольно продолжительное время.Впервые она встретила его в 1934 году. Она жила с нашим гипотетическим мужчиной и его вдовой примерно шесть-восемь недель в декабре 1937 года и январе 1938 года. период ее знакомства с ним. Позже она замечала и наблюдала периоды капризности, меланхолии и депрессии. Были периоды, когда он вспыхивал по пустякам или расстраивался из-за личных дел, точных подробностей которых она не знала.В период проживания на улице Партридж (осень 1939-1940 гг.) наш гипотетический мужчина жаловался на звон колоколов; он также жаловался на головную боль. Время от времени она наблюдала, как он сидит дома в кресле и набирает номер телефона, берет трубку и набирает [72 Cal. Приложение. 2d 763] его к уху и записи сообщений, когда на самом деле рядом с ним не было телефона.

«В начале 1937 года наш гипотетический человек был переведен с поста в Лос-Фелиз и Риверсайд-драйв в Центральный полицейский участок на Ферст-энд-Хилл, где ему поручили вести телефонные переговоры, докладывать и т. д., для мотоциклетного отряда Департамента полиции. Помещение, в котором производилась эта работа, было небольшим, вентиляция была плохой, а освещение — искусственным. Иногда его дежурство или «вахта» приходилось на дневное время, а иногда на ночь с 8 до 16 или с 16 до 16 часов. до 12 часов ночи. Так он был назначен до 16 сентября 1940 года, когда его перевели на другую станцию. Его работа там будет упомянута позже в этом вопросе.

«В период, когда он разговаривал по телефону в Центральной, он некоторое время работал с другим полицейским, бывшим мотоциклистом, также на легкой службе из-за травмы.Как заметил этот человек в период их совместной работы, наш гипотетический человек время от времени жаловался на боль в поврежденной ноге; он одобрил это; временами он заметно хромал. Иногда без объяснения причин он покидал стол, за которым работал, и уходил, а вскоре после этого возвращался без каких-либо объяснений. Были времена, когда наш гипотетический мужчина казался угрюмым, подавленным и меланхоличным, а иногда, когда они вдвоем оставались вдвоем, разговора не было — нашему гипотетическому человеку нечего было сказать.В другое время и в присутствии других офицеров — или если двое мужчин начинали тему, интересующую нашего гипотетического человека, — он охотно беседовал и принимал активное участие в обсуждении.

«В 1938 году и во время этого телефонного разговора в Центральном наш гипотетический человек попал под наблюдение другого офицера, который руководил им. Этот человек знал нашего гипотетического человека до 1926 года и в этот период знал его. как совершенно нормальный и здоровый человек.Как наблюдалось в 1938 г., наш испытуемый выглядел угрюмым и подавленным; он не был устойчив на работе; он казался забывчивым, иногда глядя в пространство, а иногда был внимателен. Физически он был недееспособен. Он жаловался на боль в ноге. Он сидел, потирая лобную часть головы, жалуясь на головные боли. [72 кал. Приложение. 2d 764]

«Летом 1939 года наш гипотетический мужчина лечился у частного врача после приступа острого алкоголизма.Этот врач обнаружил, что наш гипотетический мужчина находится в плохом состоянии. У него была нестабильная нервная система; он был подавлен и подавлен. Он жаловался на головные боли, боли в спине и в правой ноге. Эта нога была короче другой и выгнута наружу. Его тазовая кость немного приподнялась, чтобы компенсировать более короткую ногу. У него был недостаточный вес, плохой аппетит и бессонница. Этот врач прописал витамины, сбалансированное питание, физические упражнения и отвлечение от себя. Далее этот врач обнаружил тяжелый запущенный неврит, вероятно, травматического происхождения, который, исходя из истории случая, переданного ему нашим гипотетическим человеком, он приписал травме ноги 1928 года.

«После этого эпизода наш субъект не употреблял опьяняющих напитков в какой-либо степени или вообще до лета 1940 года. Он и его жена поселились по адресу Партридж-стрит осенью 1939 года. Его месячные ухудшилось настроение и депрессия. Он жаловался жене на головную боль и боли в ноге и спине. Он пытался работать во дворе, но заявил, что его боли и боли не позволяют этого. В течение 1940 года наш испытуемый не мог иметь какие-либо половые отношения с женой.Где-то в начале этого года он стал импотентом.

«С 16 сентября 1940 г. до самой смерти работал на телефоне и в регистратуре следственного отдела Департамента полиции, которому было поручено расследование уголовных преступлений, дорожно-транспортных происшествий, несчастных случаев и т. д. С 16 октября 1940 г., до дня своей смерти, он попал под наблюдение оперуполномоченного лейтенанта полиции, который случайно знал его года четыре-пять назад. состояние меланхолии — он был угрюм, рассеян и мрачен.Была какая-то неспособность сосредоточиться на своем долге. В ответ на вопросы о своем здоровье он заявил, что чувствует себя «настолько хорошо, насколько можно было ожидать». В другой раз и незадолго до смерти он заявил, что иногда ему казалось, что он не может продолжать, он не знал, выживет он или нет.

«Начиная с лета 1940 года наш испытуемый снова начал пить. Он выпивал до пинты виски в сутки. Шесть раз, с лета 1940 года до дня его смерти, его жена заявляет, что он был пьян до такой степени, что лег и отправился в [72 Cal.Приложение. 2д 765] сон. Ей он заявил, что выпивка должна облегчить его боль и страдания.

«В течение последних шести месяцев своей жизни он время от времени говорил жене о том, что его отец владеет и управляет очень большим ранчо где-то в Монтане. Это не факт. Он говорил ей о большой политической работе, которой он занимался. собирался попасть в Сакраменто, который будет платить 12000 долларов в год. Он рассказал ей о мэре города Лос-Анджелес, который хочет «получить» свою работу. В этот период он рассказывал жене и друзьям восторженные отчеты о своей борьбе с Морские пехотинцы во Франции во время последней войны.Рассказывание этих историй не ограничивалось 1940 годом, а началось за несколько лет до него. Хотя наш субъект служил в морской пехоте, он не покидал Соединенные Штаты до 1921 года, когда служил в Китае и на Филиппинах.

«На улице жили дети, и он любил их. Он наблюдал за их играми и был с ними в лучших отношениях. Они играли в его доме и около него. он пожаловался жене на их шум, и она должна была их отослать.

«В день Рождества 1940 года наш испытуемый с женой пошли обедать в дом друзей. После еды и ближе к вечеру он без видимой причины занервничал и потребовал, чтобы она отвела его домой. Она так и сделала. и предложил вызвать для него врача. Он заявил, что не хочет, чтобы рядом с ним были врачи.

«28 декабря наш испытуемый был дома. В этот день он не пошел на работу. Около 4 часов дня он пришел, после нескольких часов отсутствия, и его жена заметила, что он выпил, но не пьян.В тот вечер она пошла через улицу к дому соседа и где-то между 9 и 11 часами заметила, что его автомобиля нет — он уехал. В ту ночь она не вернулась домой, а осталась у соседки. Она не видела его снова примерно до 10:30 утра 29 декабря.

«В ночь с 28 на 29 декабря 1940 года мы ничего не знаем о передвижениях или поведении нашего гипотетического человека до 3 часов утра, утра 29-го, когда его автомобиль, на котором он ехал, столкнулся с другим автомобилем примерно в пяти или шести кварталах от его дома.В результате этой аварии наш испытуемый получил глубокую ссадину и [72 кал. Приложение. 2d 766] ушиб средней части лобной области, 1 1/2 дюйма, как отмечено в протоколе врача скорой помощи приемной больницы, которая прибыла на место происшествия. Нашему субъекту оказали медицинскую помощь на месте по поводу этой травмы головы и доставили прямо к нему домой. В момент аварии наш субъект находился в состоянии алкогольного опьянения.

«В 10:30 утра жена нашего испытуемого, вернувшись домой, увидела мужа, идущего из спальни.Она спросила его, где он был и что случилось. Он заявил, что не знает — он не может вспомнить, где он был или что он делал с тех пор, как ушел из дома накануне вечером. Запрос с ее стороны по телефону по его предложению показал, что он попал в автомобильную аварию, что никто не пострадал, и что его машина была разбита. В этот день он остался дома. Днем его жена пошла искать дом, в который они могли бы переехать. Его обычное дежурство в тот день должно было начинаться с 16:00.м. до полуночи. Когда его жена вернулась в дом около 18:00. м. она нашла его в постели. Через некоторое время он встал, и она приготовила ему что-нибудь поесть. Он был пьян, но обещал протрезветь. Некоторое время спустя, после ссоры между ними, она взяла несколько одеял и вышла из дома. Он приказал ей вернуться в дом. Она сказала ему, что терпеть не может его пьянство, и он продолжал издеваться над ней. Около 11:00 ч. м. она снова вышла из дома со своими одеялами. Вскоре после этого она услышала выстрел.Была вызвана полиция, и выяснилось, что он взял револьвер пограничной модели 44-го калибра (оружие, принадлежавшее его отцу) и, держа его в правой руке, приставил к правому виску левой рукой нажимал на спусковой крючок».

Д-р Х. Виктор Паркин, свидетельствующий от имени истца, выразил уверенность в наличии причинно-следственной связи между травмами, полученными покойным в ноябре 1928 г., и его психическим расстройством. По существу, свое психическое состояние он объяснял прежде всего реакцией на свое искалеченное состояние и последующие его обострения, «хотя есть некоторые признаки маниакально-депрессивного состояния, потому что некоторое время у него было приподнятое состояние.Постоянная вещь — это депрессивное состояние, и оно, по-видимому, выросло из его размышлений о том, что он был не тем человеком, которым был раньше, из-за своей травмы». умерший страдал маниакальной депрессией, что он застрелился из-за своего психического заболевания и из-за количества выпитого алкоголя, а также из-за несчастного случая, который произошел ранним утром 29 декабря, но что несчастные случаи и травмы на его полицейской работе не вызвали психического заболевания, приведшего к самоубийству, что любой опыт, через который прошел этот человек, отразится на всей его жизни, на его складе и эмоциях, что нельзя отделить ни одного человека от другого. из его жизненного опыта; все они являются частью его жизни.В ответ на вопрос: «Можете ли вы отделить опыт, который он пережил в качестве офицера мотоцикла, когда он попал в аварию с правой ногой, от других его переживаний?» ответ был: «Все это часть его жизненного опыта, как указано в истории». Отвечая на вопрос: «Ну, человек, обладающий такими конституциональными особенностями, как у этого гипотетического человека, с большей вероятностью будет подвержен травмам, которые, как показывает этот вопрос, у него были, чем если бы у него не было травм». ?» он ответил: «Я думаю, что маниакально-депрессивный склад предрасполагает человека к развитию маниакально-депрессивного безумия. макияж, мириться.На вопрос «…человек с тем конституциональным составом, который был у этого человека, имел более низкую устойчивость к любому типу травмы, чем если бы он не имел такого состава, то есть правильно, не так ли» он ответил: «Я так думаю».

Д-р А. В. Герти, назначенный судом психиатр, показал, что, по его мнению, пациент психически нездоров; что травма и психическое расстройство были лишь случайными, а не причиной самоубийства; что настоящая трудность была результатом слишком большого количества алкоголя.Далее на перекрестном допросе он дал следующие показания:

«А. Я не верю, что могу изменить свое мнение относительно количества выпитого, количества вреда, нанесенного пьянством его мозгу на момент его смерти.

«К. Ну, а то, что он год не пил, это как-то влияет на ваше мнение?

«A. Мне жаль это говорить, но я не могу вполне, даже если свидетельство может быть таким, и так изложено в газете, я не могу полностью подписаться под этим сам.

«В. Ну, вы же не верите, что он год не пил, не так ли, доктор?

«А. Нет, не знаю.

«Вопрос. Это все, что я хотел знать, это то, что показывают доказательства. [72 Cal. App. 2d 768]

«A. Я просто говорю, что мы не доводим пациентов до такого состояния из-за такого пьянства.

«В. Я к чему, доктор, вы не верите тому заявлению, что он целый год не пил?

«А.Я не очень-то в это верю из-за моего опыта работы с пациентами-алкоголиками». д-ра Итона и д-ра Герти не создали существенного противоречия с показаниями свидетеля апеллянта, д-ра Паркина, по той причине, что д-р Итон основывал свои показания не только на гипотетическом вопросе, но и на пенсионном деле, которое не было ранее суд, и Др.Герти, в дополнение к гипотетическому вопросу, рассмотрел больничные и медсестринские и врачебные записи, и, кроме того, из-за своего предубеждения против алкоголя, не поверил фактам, изложенным в гипотетическом вопросе.

Утверждение заявителя о том, что показания д-ра Итона были частично основаны на некоторых пенсионных делах, которые не были представлены суду, не может быть подтверждено, поскольку протокол показывает, что ссылка доктора на пенсионные дела была связана с мнением, которое он высказал в Департамента пенсионного обеспечения и что, давая показания в суде, он, по его словам, «пытался дать здесь свои ответы на основании только гипотетического вопроса» и больничных карт.

Нападки апеллянта на показания доктора Герти в равной степени беспочвенны, потому что, хотя свидетель заявил, что он не хотел верить, что офицер Платт не употреблял никаких опьяняющих напитков в течение одного года в течение периода, связанного с гипотетическим вопросом, тем не менее , при чтении его показаний сразу становится очевидным, что он основывал свои выводы о причине самоуничтожения офицера Платта на истории и фактах, содержащихся в поставленном вопросе.

Показания доктора.Итон и Герти заключались в том, что основной и действенной причиной самоубийства офицера Платта было чрезмерное употребление алкоголя; что его психическое расстройство, в результате которого он покончил с собой, было вызвано злоупотреблением спиртными напитками. Доктор Герти, в ответ на вопрос: «И какую связь, если таковую вы обнаружили, между этим состоянием ума и травмами, которые он получил при исполнении своих обязанностей?» свидетельствовал: «Я думаю, что травма и психическое состояние были [72 Cal. Приложение. 2d 769] лишь случайно, другими словами, это не было фактической причиной его попытки самоубийства». был результатом слишком большого количества алкоголя». Доктор Герти проследил зависимость офицера Платта на протяжении нескольких лет, показывая, что он потреблял все больше и больше, и что примерно через четыре года после его выписки из больницы офицер Платт «иногда употреблял пинту алкоголя». виски во время вечернего визита.Со ссылкой на то, что умерший пил после аварии больше, чем до этого, доктор Герти свидетельствовал:

«Q. Теперь, может быть, я задавал вам этот вопрос раньше, вы придаете какое-то значение тому факту, что он выпил больше после аварии, чем до?

«A. Я думаю, что это прогрессивно, я думаю, что алкоголь — это одна из тех вещей, которые мы обычно находим прогрессивными, выпивайте немного больше и немного больше, и это делает больше вторжений, и первое, что мы знаем, он находится в Ситуация, в которой он находился в 1940 г.»

Свидетель не связывал пьянство полицейского Платта с несчастным случаем и придерживался мнения, что несчастный случай не стал причиной того, что он выпил. Врач также высказал мнение, что, если полицейский Платт никогда не было рассматриваемого несчастного случая, тем не менее, согласно фактам, содержащимся в гипотетическом вопросе, он покончил бы жизнь самоубийством из-за алкогольного психоза, которым он страдал. обосновать вывод и вывод о наличии причинно-следственной связи между непосредственной причиной смерти умершего и несчастным случаем, произошедшим с ним при исполнении служебных обязанностей в отделении полиции, правило настолько твердо установлено, что не требует ссылки на авторитет, что установление фактов суда первой инстанции не будет нарушена при рассмотрении апелляции из-за противоречия в доказательствах.И это верно, даже несмотря на то, что апелляционный суд может решить, что он установил бы факты по-другому, если бы он их рассматривал. [3] Когда по закону требуется, чтобы доказательство факта или фактов должно быть четким и убедительным для поддержки данного вывода, достаточность доказательств для поддержки сомнительного вывода является в первую очередь вопросом определения суда первой инстанции. Как было сказано этим судом в деле Cordell v. City of Los Angeles, см. выше, на стр. 266: «Если будут существенные доказательства в поддержку [72 Cal.Приложение. 2d 770] такой вывод, определение не подлежит пересмотру в апелляционном порядке. В функции суда первой инстанции входит определение того, какие факты установлены доказательствами, и прежде чем его заключение может быть отменено на основании «недостаточности доказательств», должно быть четкое доказательство того, что ни одна из гипотез не является достаточно существенной. доказательства в поддержку решения, принятого нижестоящим судом. Мы также должны предположить в пользу решения о существовании каждого факта, который можно было разумно вывести из доказательств.Только когда мы можем заключить, что таких фактов недостаточно для поддержки вынесенного решения, мы можем вмешиваться, потому что в такой ситуации вопрос становится вопросом права». Следует признать, что отмена судебного решения по настоящему делу не оправдана на основании недостаточности доказательств в поддержку вынесенного судебного решения, поскольку суд имел все основания принять мнения двух психиатров, давших показания против утверждений апеллянта, в качестве более разумно.

Наконец, апеллянт настаивает на том, что решение основано на узком толковании применимых положений городской хартии и противоречит весу власти, которая считает, что пенсионные положения должны иметь широкое и либеральное толкование с целью обеспечения гуманного цели таких актов могут быть реализованы и выполнены. Мы не забываем о правиле, на которое ссылается апеллянт, и мы признаем, что положения о пенсиях в нашем законе основаны на разумной государственной политике и с целью защиты, в надлежащем случае, пенсионера и его иждивенцев от экономической незащищенности; и что такое законодательство должно толковаться справедливо и широко с целью предоставления предполагаемых выгод.Но право на пенсию не является неотъемлемым, и где, как здесь, вывод суда первой инстанции о том, что умерший был психически неуравновешенным во время его кончины; что его самоубийство было результатом его неуравновешенного психического состояния; «но указанное психическое состояние не было результатом и не было вызвано какими-либо или всеми травмами, полученными упомянутым Ричардом Т. Платтом при исполнении им своих обязанностей в качестве сотрудника Департамента полиции города. Лос-Анджелеса» находит существенное подтверждение в доказательствах, в апелляционной инстанции должно быть признано, что не было причинно-следственной связи между телесными повреждениями, полученными умершим при исполнении служебных обязанностей в качестве полицейского, его психическим расстройством и последовавшим за ним самоуничтожением. [72 кал. Приложение. 2d 771]

Случаи, процитированные апеллянтом в поддержку ее утверждения о том, что судебное решение «противоречит авторитету и основано на ошибочном и узком толковании Городского устава», легко отличимы от дела в суде. В деле Фабер против Совета уполномоченных по пенсиям, 56 Cal. Приложение. 2d 825 [133 P.2d 404], покойного ударили бутылкой по голове, и его психическое ухудшение началось почти сразу, при этом не было установлено никаких фактов и не было выдвинуто ни одной медицинской теории, пытающейся списать психическое расстройство на причиной, отличной от травмы головы. В рассматриваемом нами случае, несмотря на то, что смертельная рана, нанесенная самому себе, была результатом психического расстройства покойного, имелись веские доказательства того, что его психическое расстройство, в свою очередь, не было вызвано травмами, полученными при исполнении служебных обязанностей в полиции. офицер.

В деле Брэдли против города Лос-Анджелес, 55 Cal. Приложение. 2д 592 [131 Л.2д 391], милиционера укусила бешеная собака. Было признано, что у него уже было заболевание печени. Суд первой инстанции установил, на основе компетентных и существенных доказательств, что укус собаки, за которым последовало пастеровское лечение, настолько ускорили и усугубили ранее существовавшее заболевание, что в конечном итоге и в прямой последовательности стали причиной его смерти в результате самоубийства в состоянии душевного расстройства.

Дело Бакли против Роша, 214 Cal. 241 [4 P.2d 929], в основном просто провозглашает правило, которому следовали в деле Брэдли, выше, в отношении ускорения или усугубления ранее существовавшего состояния. В деле Бакли, которое рассматривалось на основании изложения фактов, суд первой инстанции постановил, и Верховный суд подтвердил это решение, что, хотя умерший страдал ранее существовавшим сердечным заболеванием, это было усилие, связанное с его восхождением по винтовой лестнице. в Зале Правосудия, где выполнялась его служба, вызвавшая смертельный сердечный спазм, и поэтому его смерть наступила из-за травмы, полученной им при исполнении своих обязанностей.

В деле Casserly v. City of Oakland, 215 Cal. 600 [12 P.2d 425], суд вновь подтверждает давно признанную и установленную доктрину, на которую мы здесь ссылались, о том, что пенсионное законодательство должно применяться справедливо и широко с целью предоставления предполагаемых льгот. Но в приведенном случае доказательства ясно и без противоречий показали, что умерший, который был сотрудником городской пожарной охраны Окленда, заразился бронхопневмонией под номером [72 Cal. Приложение. 2d 772] прямым следствием участия в пожарной тренировке, в которой он участвовал по приказу вышестоящих офицеров 6 ноября 1930 г. , от последствий которой наступила смерть следующего 21 декабря 1930 г. заболевания.Единственный представленный вопрос заключался в том, является ли пожарный, который заболевает при исполнении своих служебных обязанностей и смерть которого наступает вскоре после этого как прямой результат этого, «убит при исполнении своих служебных обязанностей» по смыслу устава города. Окленд.

Решение подтверждено.

Йорк, П. Дж., и Доран, Дж., согласились.

Связывание записей о выписке из больницы и истории смерти – точность и источники систематической ошибки

Предыстория и цель: Цель этого исследования состояла в том, чтобы разработать и применить автоматизированный алгоритм увязки к 10-летним выпискам о выписке из госпиталей в Калифорнии и записям о смерти (с 1990 по 1999 год), оценить точность увязки и выявить источники систематической ошибки.

Методы: Среди 1 858 458 записей о выписке из стационара с уникальными номерами социального страхования (SSN) за 1 репрезентативный год данных выписки (1997 г. ), за которыми наблюдалось не менее 2 лет наблюдения, 66 410 из 69 757 смертей произошли в больнице (95%) и 66 998 из 1 788 701 человека, выписанного живыми (3,7%), связаны с записями о смерти. Чувствительность и специфичность сцепления оценивались как 0.9524 и 0,9998, а также положительные и отрицательные прогностические значения 0,994 и 0,998 (что соответствует 400 неверным связям смерти среди связей внебольничных записей о смерти и 3300 неопознанным парам записей среди несвязанных живых выписок).

Результаты: Основываясь на показателях связи по золотому стандарту, записи о выписке для лиц в возрасте 1 года и старше без SSN могут иметь 2520 дополнительных неучтенных постгоспитальных смертей через 1 год после поступления.Сравнение золотого стандарта для лиц с SSN показало, что у женщин, пожилых людей, латиноамериканцев и неиспаноязычных чернокожих было больше несвязанных записей о смерти в больнице, хотя абсолютные различия были небольшими. Концентрация неустановленных связей между записями о выписке из традиционно уязвимых групп населения может привести к занижению показателей смертности и других оценок (т. е. событий с конкурирующим риском смерти) для этих групп населения, если ССН по-разному связано с тяжестью заболевания пациента и сопутствующими заболеваниями.

Вывод: Поскольку выявление случаев внебольничной летальности за последнее десятилетие улучшилось, наблюдаемое улучшение выживаемости пациентов за это время, вероятно, будет консервативным.

Я по неосторожности разрядил оружие в своей квартире. :CCW

Прежде всего, никаких травм не было, а только минимальные повреждения, которые я буду исправлять сам из своего кармана.

Итак, сегодня (17.06) я сидел в своей квартире. Я часто разряжаю (и несколько раз проверяю, что оно разряжено) свое оружие и стреляю вхолостую, чтобы попрактиковаться в нажатии на спусковой крючок/управлении им. Так было сегодня. Я понимаю, что это была моя первая ошибка.

Решив, что с меня покончено, я перезарядил оружие и положил его на стол рядом со мной. А вот и неловкая часть. Не прошло и пяти минут, как я решил, что хочу еще потренироваться. Я смотрел фильм на своем ноутбуке, поэтому я решил, что могу просто практиковаться во время просмотра.Я взял оружие и даже не стал вытаскивать магазин. Каким-то образом после многих лет обучения (я провел 4 года в Корпусе морской пехоты Пехота ) я забыл осознать или вспомнить, что мое оружие было состоянием один. Я не чувствовал лишнего веса в рукояти, и как-то — какой-то хренов как — я даже не помнил, что перезаряжал его.

Я прицелился в ложку для корма на крышке емкости с собачьим кормом в моей спальне. Я сжал рукоятку немного сильнее, чтобы активировать лазерную рукоятку («Багровый след»).Я медленно и уверенно нажал на спусковой крючок.

Следующее, что я помню, у меня звенит в ушах. Мои собачьи уроды. Кусочки пластика летят повсюду, и я даже не думаю, что гильза упала на землю, прежде чем я побежал к соседней двери, чтобы убедиться, что никто не пострадал.

Я сразу же позвонил в 911, чтобы сообщить о разряде (лучше, чтобы это услышали от меня, чем от кого-то другого) Я разрядил и убрал оружие, а все остальное оставил как было.

Когда прибыла полиция, они осмотрели оружие и дыры в стене.К счастью, пуля вошла в стену (после того, как пробила насквозь мой надувной матрац кровати), попала в стойку в стене (обработанное дерево?) и отлетела обратно в мою спальню.

Офицеры забрали гильзу, снаряд, оружие, магазин и патроны, которые были в нем, и сообщили мне, что они должны находиться в полиции около недели для безопасного хранения. Я предполагаю, что это для того, чтобы они могли завершить свой отчет, а также убедиться, что он не украден или иным образом незаконен.

Так как никто не пострадал, меня больше всего беспокоит смущение, которое я испытываю из-за своей небрежности и безответственности.Как только офицер узнал, что я ветеран, он сказал: «Мне даже не нужно произносить перед вами речь. Вы и так лучше знаете».

Второе, что меня беспокоит, это реакция моего арендодателя/управляющего недвижимостью. Офис был закрыт во время инцидента, и я буду работать все время, пока он будет открыт завтра, поэтому я написал письмо, подробно объясняя фактами, что именно произошло, и сунул его в офис. Я объяснил, что это было сделано для того, чтобы он мог принять любое решение, которое он должен был принять, основываясь исключительно на фактах.Если кто-то другой сообщит об этом, а я не скажу ему об этом, это будет выглядеть хуже, и он может не понять/поверить моей версии истории.

Соседи, с которыми я делю стену, две девочки моего возраста, и они невероятно холодно относятся ко всему этому. Они даже опасались, что у меня будут проблемы из-за этого.

Я просто хотел поделиться этим опытом со всеми, наверное, как напоминание всегда помнить о правилах безопасности оружия, которыми я так бессердечно пренебрег сегодня.

РЕДАКТИРОВАТЬ: Офицер не упомянул меня за разрядку оружия в черте города, хотя и напомнил мне, что его начальство может увидеть отчет и подтолкнуть меня к обвинению.